И. К. Бунина «Обломки памяти»

XIII. Вторая любовь

«...любовь и разлука...»

Б. Окуджава

Мне не довелось побывать ни в одной из европейских столиц, кроме Софии, Бухареста и Будапешта.

Но зато я попала однажды в Иерусалим — столицу Израиля, и влюбилась в него навсегда, как и в саму страну, такую небольшую (75 км, а то и меньше, в ширину, то есть с запада на восток, и в два или два с половиной раза больше в длину, то есть с юга на север), но совершенно необыкновенную по красоте и древней содержательности ее природы. Я бывала там по два-три месяца в году, но при всем усердии так до конца ее не разузнала, но не по своей нерадивости, а по причине необыкновенной исторической насыщенности израильского ландшафта. Я ездила и ходила по Израилю со своими близкими, их друзьями, первоклассными «знатоками-экскурсоводами». Но, как говорится, нельзя объять необъятное.

А все началось с того, что Вова с Полиной решили ехать в Израиль. Их, как и многих других, не выпускали. Потом из Штатов приехал какой-то чин со списком «неотпускантов» и стали кое-кого отпускать, как теперь говорят, «за бугор».

И вот 4 апреля 1977 года приходит им открытка с разрешением на выезд. Срок выезда — 30 апреля. А Полина лежит в роддоме — должна родить. Вова — туда-сюда и добился: срок выезда передвинули на 18 июня. 13 апреля родилась наша Мириам, и стали собираться в дорогу. Все очень переживали их отъезд. Георгий Александрович даже стихи написал. И вот последний момент, стоим в каком-то «предбаннике» старого аэропорта Шереметьево, перед открытой лестницей, по которой они должны подняться и перейти в уже закрытое помещение, где проходят паспортный контроль. Появляется Полина с Машей на руках, за ней Вова с вещичками. Мы все друг другу что-то каждый свое кричим, машем руками. И все. Идем к воротам смотреть, как будут садиться в самолет. В старом аэропорту это было возможно.

Летят они не прямо в Израиль, а через Вену, так что первую весточку получили нескоро. Вопреки опасениям, почтовая связь наладилась довольно быстро. Одну из первых открыток Вовы с видом Галилейских гор я храню с тех пор на этажерке, верх которой использую в качестве туалетного столика. Она стоит там, прислоненная к зеркалу.

Все годы, пока не появились нынешние средства связи, мы регулярно переписывались. Писала в основном Полина, я, кроме писем, посылала первое время еще посылочки с детскими вещичками. Для этого приходилось ездить на Варшавское шоссе, там был тогда международный почтамт.

Не знаю, как Вова с Полиной, но я их письма все сохранила. Прошло 11 лет, пока появилась у меня возможность поехать в Израиль.

Встреча в Болгарии

Увиделись мы через два года в Болгарии.

С Диной Станишевой (девичья фамилия Мухина) мы познакомились, когда она еще была аспиранткой. По окончании филфака МГУ она стала работать в нашем секторе славянского языкознания Института славяноведения. Постепенно у нас с ней сложились очень близкие отношения. Ее муж Митко [1] Станишев тогда учился в аспирантуре в Москве. Она одна и с мужем неоднократно бывали у нас на Старомонетном, а перед отъездом в Болгарию они были у нас со своим первым сыном Бойчиком [2].

Во время диалектологических экспедиций в Болгарии мы вместе с ней работали в одной группе, обследовали говоры Фракии. Перед возвращением в Москву уже в Софии она мне очень деятельно помогала наиболее целесообразно потратить заработанные деньги. Словом, была моим хорошим добрым другом. Митко тогда работал в одном из отделов ЦК Болгарской компартии, занимался какими-то культурными вопросами. А Дина преподавала в Софийском университете.

Прошло много лет, и они приехали в Москву, Митко уже в качестве атташе Болгарского посольства. И мы возобновили свои встречи. Обосновались они в гостинице «Украина». Они бывали у нас в Черемушках, а я у них в «Украине» и пару раз прихватывала с собой внучка Юрочку.

Их младший сын Сергей (будущий премьер Болгарии) был тогда маленьким мальчиком.

Потом они уехали в Чехословакию, но через какое-то время вернулись в Болгарию. И, когда я попросила прислать мне приглашение в Болгарию, Дина тут же откликнулась. В июле 1979 года Дина меня встречала на вокзале в Софии и поселила меня в городской квартире. Сама она жила с Митко в загородном доме.

Вова с Полиной приехали неделей позже. С разрешения Дины я им по телефону сообщила номер их городского телефона. Летели Вова с Полиной и с двухлетней Машей через Афины. Вова, не учтя свой советский опыт, решил позвонить по этому телефону и попал туда, куда ему было совершенно не нужно — в контору болгарских кагебешников. Уже прилетев в Софию, они позвонили снова и попали в квартиру Станишевых.

Найти жилье им помогли их друзья еще по Москве (подруга Полины была замужем за болгарином). И несколько дней по Софии мы погуляли с Диной. Она же научила, где и как арендовать на время машину. Потом она уехала с Миткой, который по каким-то делам был командирован в Германию. Больше мы уже никогда не виделись. В компании с Полиниными друзьями мы очень интересно поездили по Болгарии. Дело шло уже к возвращению по домам. И вот как-то утром собралась я поехать к Вове с Полиной и зашла по дороге в магазин. Купила, что надо, и отошла уже от дверей магазина. Вдруг с диким криком несется мимо меня какая-то баба и исчезает за углом. Я инстинктивно почему-то схватилась за сумку и обнаруживаю, что паспорта и денег нет. Ошеломленная совершенно, не понимаю, как это произошло. И сейчас не понимаю.

Поехала к Вове с Полиной. Потом провожала их в аэропорту. Вход в «предбанник» через какую-то черную стеклянную раздвигающуюся стену. Дальше с ними идти нельзя — там уже паспортный контроль. Ни пассажиров, ни провожатых больше, кроме меня, нет, они ушли за барьер, стою одна. Стало как-то жутко тревожно. Черная стена задвинулась. Постояла почему-то немного и пошла.

А за стеной разыгралась драма. Маша, которой немногим более двух лет, оказалась куда-то не вписанной, и ее не хотели выпускать. Как это Вова с Полиной улаживали, не знаю, но все-таки уладили и благополучно вернулись в Израиль. А меня Бойчик повез в Советское посольство виниться в своем разгильдяйстве и просить выдать документ на возвращение в Москву. Бойчик же провожал меня на вокзал. Дина в ящике письменного стола оставила письмо с извинениями за все случившееся. Имело ли происшедшее для них какие-либо последствия — не знаю. После этого мы с ней никогда уже не общались, и чувство вины перед ней меня не оставляет [3].

Первая поездка в Израиль

Для меня конец советского периода обозначился двумя картинками, сохранившимися в памяти: «верстовыми» очередями за водкой и пустыми прилавками, забитыми пачками турецкого чая, который никто не хотел пить, в нашем магазине «Морфлота» на Новинском бульваре, почти против Американского посольства.

А главное, появилась возможность ездить в Израиль. «Новое мышление», провозглашенное М. С. Горбачевым в апреле 1986 года, дало свои плоды. И можно было подать документы на поездку к Вове и Полине, что я немедленно и сделала. Как потом выяснилось, не одна я такая сообразительная и шустрая. Многие мамы поступили так же. И в марте-апреле 1988 года

мы были там. Не знаю, как ехали туда другие, я же добиралась сначала поездом до Бухареста, а оттуда самолетом. Из Москвы я выехала в купе одна, а в Киеве ко мне подсели двое инженеров, которые везли какую-то аппаратуру в Румынию. Мы разговорились. Я поделилась с ними своими затруднениями по поводу переезда с вокзала в аэропорт. Они сказали, что за ними должны прислать машину, и они смогут меня подвезти. Но когда мы прибыли в Бухарест, то оказалось, что ситуация у них изменилась, и они, извинившись и пожелав мне удачи, удалились. А я стояла в раздумье, куда мне двигаться дальше. Кругом суетится народ с багажом. Подходит ко мне пожилой человек и что-то говорит по-румынски. Румынского я практически не знаю. Когда-то, по каким-то поводам, я читала статьи на румынском по своей научной тематике, но это в данной ситуации никак не помогало. Я попробовала использовать французский, который он, на мое счастье, понимал. Так мы добрались до выхода из вокзала. А вокзал был большой, длинный, и вагон еще наш был один из последних. Мне надо было сначала побывать в израильском агентстве, а потом уже ехать в аэропорт. Я объяснила своему провожатому, что деньги у меня есть, что можно взять такси. Он показал, что такси можно взять прямо у выхода из вокзала. Народу толпилось здесь много. Такси подъезжали, высаживали пассажиров, но новых не брали. Потом мой старик сказал, что поедем на автобусе, и повел меня на остановку куда-то за дома. Иду и думаю, чем дело кончится, куда он меня ведет. Сели в автобус, доехали до какой-то площади. Действительно кругом посольства, не только израильское. В посольство с багажом не пускают. Оставляю багаж на попечение своего старика у какого-то фонаря, и иду одна.

Служащие приветливые, говорят по-русски. Все быстро уладили. Выхожу на улицу. Старичок стоит с багажом у фонаря. Тут уже как-то поспокойнее стало. Нашли такси и благополучно добрались до аэропорта. Зал ожидания на втором этаже. Еще утро, а самолет во второй половине дня. Но главное, как забраться с багажом на второй этаж. Старика, конечно, не пускают. И, естественно, у него нет билета. Но ему как-то удалось убедить контролеров, и мы с ним поднялись по довольно крутой лестнице. Наверху он подобрал мне поудобнее место, поближе к выходу на посадочную площадку. Усадил меня. Я отдала оговоренную сумму. Встал передо мной в струнку, расшаркался и попросил разрешения поцеловать ручку. На этом мы и расстались.

Долго, томительно ждала, когда начнется посадка. Таможенный осмотр прошла благополучно. И вот подлетаем к Тель-Авиву. Самолет, снижаясь, делает круг, и весь Израиль, которого я еще не знаю, как на ладони, так говорит мой сосед, бывавший в Израиле не раз. Наконец, приземляемся. Прохожу всякие контроли, получаю багаж и направляюсь к выходу. Волнуюсь страшно. Ведь столько лет не виделись! Но среди встречающих моих нет. Народ постепенно рассосался. А я стою и думаю, что же случилось и как мне действовать дальше. И вдруг замечаю, что ко мне приближается какая-то группа и машет мне руками. Кругом уже никого. Присматриваюсь и понимаю, что это Света, Ниночка и Ольга Давыдовна. Они подбегают, обнимаемся, радуемся. Но где же мои-то? [4] Они тоже в недоумении. И тут подъезжает машина, и выскакивают Вова с Полиной. И все становится на свои места. Я — в Израиле. Все зеленеет и цветет. Дорога в Иерусалим идет через долину, а вдали голубеют горы, на которых расположен город. Подъем постепенный, с поворотами неописуемо красив. Кругом по горам хвойные леса, высокое синее небо. Очень тепло, как у нас летом. Поднявшись причудливо извивающейся дорогой до главной улицы Иерусалима Яффы, мы свернули к северным окраинам города, направились в самый северный район Неве-Яков, расположенный по склону горы. Это совершенно новый район, но без нью-йоркских небоскребов. Построен он по кругу. Его огибает просторная асфальтированная дорога, разделенная на правую и левую стороны зеленой полосой, засаженной кустами роз. Вообще зелени тут хватает. Район возник уже давно, и все посаженные когда-то деревья успели вырасти. В самую нижнюю часть района от основной дороги сделан асфальтированный спуск, который кончается тупиком. Это большая прямоугольнообразная площадь, вокруг которой стоят дома. Самый нижний дом идет от конца спуска вдоль почти всей площади. Первый этаж его находится ниже уровня площади, а на третий — вход прямо с улицы через мостки. Вот в таком доме и поселились лет 8–9 назад Вова с Полиной и двумя детьми. От мостка идет лесенка на последний четвертый этаж. Под лестницей каменная перегородка, разделяющая уличную часть смежных квартир. Под лестницу Полина наносила земли и устроила цветник. Для каждой квартиры к основному зданию пристроены кухни. Везде загородочки и переход с решетчатой оградкой, и между кухней и мостиком тоже узорчатая решеточка. Входишь в большой холл с широким окном. Из окна вид на горные склоны, долину реки Иордан и Иорданию (всего каких-нибудь 20–25 км), которая после захода солнца начинает светиться мерцающими огоньками.

Еще три комнаты, где расположены спальни и Вовин кабинет. Все удобства. Ванная. На кухне 4-конфорочная газовая плита. Кухня просторная, с кладовочкой. Обстановка привычная, интеллигентная. Стеллажи с книгами по всем комнатам, пианино, застекленные шкафчики, диван, столик с телефоном. А по стенам картины, рисунки здешних знакомых художников. Все постепенно воспринято, оценено материнским впервые видящим все это оком.

Здесь же в этом тупике в конце площади стоит высокий пятиэтажный дом уже прямо на высоте площади, а за ним — ущелье. А на другой его стороне, на горе — арабское селенье с минаретом, и оттуда в вечерние часы доносятся голоса мусульманских служителей. Дом этот с пристройками. В пристройке, повернутой в сторону Иордании, на третьем этаже живет Света. У нее тоже отдельная квартира, тоже со всеми удобствами.

Напротив, через площадь в гору до самой окружной дороги тоже идут, в основном, двухэтажные дома с узенькими улочками, небольшими цветниками. Вдоль площади и на горе то там, то здесь высятся раскидистые тенистые деревья. Есть среди них такие, которые цветут, как наша сиреневая сирень. Окружная дорога в конце квартала поворачивает и идет вверх в гору. И от этого квартала до автостанции домов нет. А за автостанцией, метрах в пятистах, расположилось вдоль шоссе, идущего от Иерусалима на север, большое богатое арабское село с двухэтажными виллами, белокаменными оградами, с большой мечетью и магазинами.

Я любила прогуливаться по этому бульвару утром или под вечер, и не раз наблюдала, как детишки из этой деревни гурьбой перебегали дорогу и направлялись в глубь квартала покачаться на качелях. Там разбит просторный молодой садок, в котором обустроено несколько детских площадок с песком, лесенками, качелями и пр. Вот туда-то они и бегали.

При повороте с большой дороги на кольцевую обосновался торговый центр с магазинами в два ряда. Большой супермаркет и много мелких специализированных лавочек и палаток.

В районе свои школы — и религиозные, и светские. Есть детские садики и клуб, где устраиваются вечера, читаются лекции, проводятся празднования и занятия по ивриту для вновь прибывших. Религиозные семьи живут несколько особняком. У них не только свои школы, но и магазины.

Дом Гали расположен от Вовы и Полины на пути к Торговому центру. Стоит он на горе внутренней части квартала. Живет она на втором этаже.

Если входить через главный вход со стороны дороги, то поднимаешься к ней по лестнице вверх, а со стороны двора на ее второй этаж уже спускаешься по лесенке вниз. Окно на кухне, выходящее во двор, почти на уровне земли. Таковы причуды горных построек.

Через дорогу от ее дома большая ровная площадка, на которой стоят дома в 6-7 этажей с лифтами. В одном из них поселились в трехкомнатной просторной квартире родители сестер Айнбиндер — Дина Павловна и Борис Соломонович.

Выше на горе от Гали, почти уже около Торгового центра, стали жить Губерманы и Сандрики (Каминские). Тоже в доме с лифтом.

А потом за домами, где жили родители Айнбиндеры, вниз по горе построили целый религиозный квартал. Тут стали жить и Патласы. Приехала из Одессы и Гришина мама. Она стала жить на горе в доме, неподалеку от арабского села.

Автобус ходил через арабскую деревню до центра, потом по главной улице Яффа к рынку и до автовокзала. Вскоре построили дорогу прямо в Неве-Яков, и стали застраивать пространство между центром и этим районом. Но, когда я первый раз приехала, этот район скорее походил на самостоятельный городок, который за десять лет, что я постоянно живала в Израиле по 2–3 месяца, стал для меня вторым родным гнездом. Через 2–3 года со своей московской Остоженки в Иерусалим перебралась Нина Елина, но она поселилась в самом центре города, недалеко от главной улицы Яффо, в старом квартале за рынком в непроезжем переулочке, круто спускающемся под гору. Дома там стоят тесно, громоздясь один над другим. Она мне напоминала старый Тбилиси, в котором я не раз живала у своей доброй приятельницы Веры Айдаровой, с которой я познакомилась в послевоенной Москве, когда она приехала поступать в аспирантуру в МГУ.

Вниз вдоль домов идут невысокие металлические оградки с калиточками и звоночками. И вот на полпути на калитке приделан номер Нининого дома. Калитка открыта. Вхожу, впереди выложенная камнем дорожка, тянущаяся впереди вдоль ее дома, и небольшое ответвление к открытой лесенке первого этажа. Рядом с дорожкой крохотный садик-клумба весь в зелени, вьющейся по ограде и стенам дома. Несколько ступенек ведут на идущий вокруг дома открытый балкон-коридор под крышей, двери квартир выходят в этот коридор. Нинина дверь первая рядом с лестницей. Никаких передних, прямо вход в большую комнату с открытой в глубине кухней. И первое, что вижу у дальней стены по бокам — два Нининых остоженских стеллажа, набитых книгами. Налево — диван у окна, направо — стол и по углам еще шкафчики. Через коридор небольшая спаленка и ванная комната.

Вот здесь я бывала у нее, когда приезжала в Израиль. Здесь я познакомилась с новыми друзьями и виделась с ее московскими знакомыми, навещавшими ее. Мы много гуляли по кварталу и по окрестностям. От нее недалеко находился монастырь Креста, где монашествовал Шота Руставели, знаменитый сад роз и другие иерусалимские достопримечательности. Один год я бывала на семинаре по истории еврейства, который Нина проводила тоже у себя дома.

* * *

Чуть ли не на следующий день после приезда мы отправляемся в путешествие на Вовиной машине. Они хотят меня познакомить со своими друзьями с самых первых дней их жизни в Израиле. Это супруги Фира и Виля, которые были намного старше их. Они — киевляне. Виля прошел всю войну. И сейчас они отдыхают в Доме отдыха для ветеранов в Нетании на берегу Средиземного моря.

Погуляли по Нетании, а потом все вместе поехали (у Вили была с собой машина) в Кейсарию на Север, это, примерно, на полпути по дороге в Хайфу. Теперь там Национальный парк, а в старые времена был римский город, резиденция римских прокураторов. Там, конечно, многое уничтожено веками, но все же стараниями археологов многое раскопано и бережно охраняется: куски крепостных стен, разных зданий, скульптуры и т.д. Почти целехонький стоит амфитеатр, где, если я не ошибаюсь, и сейчас устраивают концерты. Вернулись мы домой уже поздно вечером. Так начались мои путешествия по Израилю. Когда было свободное у Вовы время, ездили с ним в компании с его друзьями — Женей Дебориным, Самуилом (Семой) Азархом и другими.

Но самое интересное путешествие по Израилю мы совершили с Вовой в следующий приезд. Тогда мы приехали вчетвером: Саша с Иришей, Саша Либединский и я. Летели мы через Будапешт. Между рейсами был довольно большой перерыв, и мы решили попутешествовать по городу. Нашли таксиста, который согласился повозить нас по самым интересным местам Будапешта.

А с Вовой мы тогда всей компанией объехали кругом северную половину Израиля. Мы спустились из Иерусалима к Мертвому морю, свернули на север и поехали вдоль нижнего Иордана до Кинерета (Геннисаретское озеро, Тивериадское море), обогнули его по восточному берегу и Галилейскими горами выехали к Нагарии. Там посидели, прогулялись по средиземноморскому бережку и поехали дальше в Акко.

Когда мы ехали по Галилее, то примерно на полпути Вова нам показал район, где живут черкесы, переселившиеся сюда с Кавказа в конце XIX века. Когда образовалось государство Израиль, они вошли в его состав и несут воинские обязанности добровольно на равных с израильтянами, Если не ошибаюсь, среди израильского командного состава есть и выходцы из этих мест.

Побродив по крепости и городу, мы стали возвращаться домой, От Акко мы уже ехали вдоль берега до самого аэропорта, где свернули на дорогу, ведущую в Иерусалим.

Несколько лет спустя мне удалось совершить «кругосветное» путешествие и по южному Израилю. Экскурсия была многодневной. Выехали мы из Иерусалима рано утром в Тель-Авив, чтобы захватить тамошних экскурсантов. Отсюда путь наш лежал к Красному морю через Беэр-Шеву. Там у нас была остановка. Мы не только проехали по городу, но и походили. Рассказ о местах, которые мы проезжали и к которым приближались, экскурсовод наш начала еще в автобусе, с того момента как мы двинулись в путь, и продолжала его во все время нашего пути.

Беэр-Шева — большой научный центр, так что показать и рассказать есть о чем. Места и до Беэр-Шевы и после нее сильно отличаются от северных районов. Лесов здесь нет — поля или пустыни. Из Беэр-Шевы путь наш лежал на город Авдат. Это был большой город набатеев. Просуществовал до времен Византии, пока не был разрушен сильнейшим землетрясением. Где-то в середине пути нам встретился лагерь или поселок (не знаю, как назвать) бедуинов, по которому расхаживали или лежали верблюды, а в конце поселка на футбольном поле ребятишки гоняли футбольный мяч.

Неподалеку от развалин Авдата находится спуск в Великий Разлом [5]- место не менее интересное, чем Мертвое море, но о нем почему-то мало говорят. На краю Разлома неподалеку от спуска есть музей. Мы сначала побывали в нем, а потом спустились в Разлом и проехали по нему целиком с севера на юг. Это удивительное природное явление, не поддающееся описанию. Там надо просто побывать. В конце Разлома нам еще показали «Копи царя Соломона». Вырвавшись из Разлома, мы прямой дорогой отправились к Красному морю в Эйлат. Дорога идет через пустынную равнину, по которой редко-редко растут одинокие невысокие деревца. Слева вдали виднеются горы, справа вдалеке зеленеет кибуц. К морю мы уже подъехали вечером и поселились в курортном поселке у моря почти рядом с Иорданской границей. Сам Эйлат подальше от моря в горах. Прожили мы там три дня. Побывали во всех надводных и подводных аквариумах, выезжали на прогулку в открытое море. Некоторое время там постояли, и некоторые экскурсанты могли там поплавать в масках и полюбоваться коралловыми рифами. Вода там чистейшая, так что можно было все разглядеть и с палубы катера.

Возили нас и в Табу, тогда еще не переданную Египту. Там постояли прямо у пограничной стены из колючей проволоки, за которой вдалеке видна была вышка с египетским пограничником.

Побывали мы и в самом городе. В перерывах между экскурсиями нежились на пляже, разглядывая соседние берега, и купались себе в удовольствие. Возвращались мы дорогой, идущей вдоль Мертвого моря, нигде не останавливаясь. Мимо легендарной крепости Массады, стоящей на высокой скале, мимо Кумранских гор, этих древнейших хранилищ рукописного наследия Израиля. У впадения Иордана в Мертвое море свернули к дому, кто — в Иерусалим, кто — в Тель-Авив.

* * *

На обочинах израильских дорог нередко можно увидеть голосующих военных с автоматом и поднятой рукой [6]. Это отпускники, отправляющиеся на побывку домой или возвращающиеся из нее в армию. Водители машин, если у них есть возможность, непременно притормаживают и через окно сообщают свой маршрут. Если голосующему оказывается по пути, то водитель открывает дверцу машины и они едут дальше вместе.

Таких отпускников и мужского и женского пола встречаешь на улицах города, в кафе, в автобусах, и всегда у них при себе свое оружие. Служат в армии и юноши, и девушки, если не ошибаюсь, два года. Но их не держат все время на цепочке, а, когда есть возможность, отпускают домой повидаться с родными на несколько дней. После прохождения обязательной службы, военнообязанных (до 45 лет) могут вызвать на переподготовку сроком на месяц-два.

К месту здесь вспомнить об одной удивительной встрече. Как-то в гостях я сидела за столом с одной очень милой, изящно одетой молодой девушкой. Участвуя в застольном разговоре, мы, проникшись симпатией, беседовали между собой. Она мне рассказала, что служит в танковых частях, и не только сама научилась водить танки, но еще учит этому искусству новых избранниц.

Служат призывники не только в армии, но и в полиции. Арабские террористы могут устроить взрыв, где угодно — на остановках городского транспорта, на рынке, просто на улице на каком-нибудь перекрестке, в любом общественном месте. В последние годы они добрались даже до школ. Поэтому во всех государственных учреждениях и общественных зданиях, больших магазинах, театрах, музеях, концертных залах и т.д. — везде стоят турникеты и дежурят полицейские [7]. Наша Маша отбывала воинскую повинность как раз в полиции.

Террор в Израиле жуткий, как, впрочем, и всякий террор. Вспоминается, как погиб один мальчик-старшеклассник (он был из семьи, не так давно обосновавшейся в Иерусалиме). Он решил во время летних каникул немного подзаработать и нанялся работать на стройке. Там работали и арабские ребята. С двумя из них он подружился. Однажды он со стройки домой не вернулся. Его долго искали. Нашли убитым в ущелье. Видимо, арабы позвали его в ущелье и убили. Светлая ему память!

В первые же дни моего пребывания в Израиле меня повезли в Старый город. Были тогда и в Храме Гроба Господня и у Стены Плача. Поднимались на Храмовую гору. От Стены Плача туда ведет извилистая многоступенчатая тропа. Наверху охрана. Проход узкий. На площади две мечети Аль-Акса и мечеть Омара с золотым куполом. Место это для арабов священное. В мечети Омара посередине под куполом поднимается кусок горы Мория, с которой пророк Магомет взлетел на небо. Для евреев это тоже святое место. Здесь, на горе Мория, праотец Авраам должен был принести в жертву своего сына Исаака. На месте мечети Омара стояли оба еврейских Храма [8].

Съездили мы еще в Гило, где тогда жили Ниночка с Гришей и детьми и Ольга Давыдовна со своей мамой. Это тоже новый район, расположенный совсем рядом с Вифлеемом. Прошлись по району, заглянули ненадолго в лес. В лесу то здесь, то там попадались нам деревянные столы со скамейками, вкопанные в землю. Тогда я не спросила, для чего здесь столы. Потом выяснилось, что в теплое время израильтяне предпочитают устраивать семейные праздники и дружеские встречи не дома, а где-нибудь на природе. Вокруг Иерусалима много таких мест, специально отведенных для этого, обычно в лесу в укромных местах. Стоит то один, то два, а то и три стола. Из дома на машине привозят все: еду, посуду, скатерти, полотенца и обязательно печку (мангал), уголь для запекания шашлыков. Когда все из машин перетащили к столу, выделяется троица, обычно из мужчин, на приготовление шашлыков. Остальным дел по устройству стола тоже находится. Все трудятся с удовольствием, перебрасываясь шуточками, а порой вступая и в серьезные разговоры. Тут же вертятся вокруг ребята или подальше — гоняют мяч, играют в прятки. Когда вся еда разложена по мисочкам, тарелочки и рюмочки расставлены, все — и взрослые, и дети — садятся пировать, К вечеру, нагулявшись в свое удовольствие, всем скопом начинают всю посуду, остатки еды паковать и носить в машины, а мусор до единой крошки весь собирают в специально прихваченные для этого пакеты и тоже уносят в машины.

В апреле уже стали приезжать «другие мамы»: Леночки Фридлянд, Вали Шора, Семы Азарха. Все мы перезнакомились еще в Москве, когда наши дети уезжали в Израиль. Здесь, конечно, тоже стали собираться, вместе ездили на прогулки. А Саша Окунь, ленинградский художник, семейство которого входило в круг близких знакомых и друзей Полины и Вовы, привез свою бабушку из Питера (мама-то сразу уехала с ними в Израиль). Бабушка была старенькая. Ей было уже за девяносто. Она дожила в Израиле до ста лет. В свой юбилейный день она подошла к зеркалу, очень внимательно рассматривала себя в нем и, обернувшись, сказала: «Как интересно! Первый раз в жизни вижу столетнего человека!»

* * *

Шло время, и я постепенно входила в курс дел Вовы и Полины, приобщалась к их семейным заботам и домашнему хозяйству. С интересом ходила и ездила с ними в неведомые мне тогда супермаркеты и на рынок. Стала участвовать в кухонных делах, слушала, как Полина со Светой готовятся к своим выступлениям. А потом они брали меня с собой на свои концерты, которые проходили в самых разных местах. Так я с ними впервые побывала в Хайфе. Они тогда выступали в Доме престарелых. Среди них оказалось много израильтян, прибывших из России еще в 20-е годы. Они просили Полину и Свету петь им русские песни и романсы. Основная программа у них была на идиш и отчасти на иврите, а выступали они на концерте под своей девичьей фамилией как «сестры Айнбиндер».

* * *

В Хайфе я потом бывала много раз. Там поселились Вовины знакомые программисты, и мы временами на субботу ездили к ним в гости и вместе с ними гуляли по городу.

Над городом в центре горы Кармель виден отовсюду купол Бахайского храма. Территория Храма обнесена высокой оградой с красивыми большими решетчатыми воротами. В бахайской религии, зародившейся в Персии, большую роль играет цветущая растительность. Вокруг церкви большой сад, а внутри здания церковь выглядит, как часть этого сада. Но попасть туда не просто, несколько раз приходили туда, и ворота оказывались закрыты! Но все же однажды мы туда проникли. Еще есть бахайские сады за городом. Они тянутся вдоль берега моря в сторону Акко. Там же стоят культовые сооружения, среди них склеп, где захоронен, кажется, сам основатель этой религии [9]. В этих садах мы были тоже с ними.

Один раз мы жили в Хайфе с Ниной Елиной у нашего общего знакомого языковеда, тоже москвича, который тогда работал в Хайфском университете. Он нас тогда возил в университетский городок, который находится высоко над городом. В отличие от Вовиных друзей, он с женой жил не на горе, а на море. Были в музее еврейских беженцев из Европы, поднимались по воздушной дороге на гору Кармель, где стоит известный монастырь кармелиток. Недалеко отсюда через ущелье находится пещера, где жил Илья Пророк, но туда я попала с экскурсией.

* * *

С Полиной и Светой я бывала на многих концертах знакомых и не знакомых им музыкантов. Были мы уже и с Вовой на выступлении знаменитого Тель-авивского симфонического оркестра.

Познакомила меня Полина с Машиной учительницей музыки. Близился конец учебного года, и она устроила концерт своих учеников, в котором участвовала и наша Маша. И мы все были на этом концерте. Иногда она устраивала концерты и тоже звала нас.

Полина не только сама пела, но и давала уроки пения. К ним домой приходили певцы и певицы с прекрасными голосами. И их занятия для меня были тоже своего рода концертами, которые я слушала из-за двери.

Света работала тогда в музыкальном отделе Национальной библиотеки. Собрание книг Национальной библиотеки считается на Ближнем Востоке самым значительным. Прослышав об этом, я, конечно, рвалась там побывать, порыться в ее каталогах. И как-то утром присоединилась к Свете, когда она ехала на работу. И в первый приезд, и в дальнейшем мне удалось почитать многое из белоэмигрантской русской литературы, что в Москве было недоступно. Библиотека находится на территории нового университета, а вернее сказать, университетский городок, куда мы со Светой ехали, находится в юго-западной части Иерусалима, в Гиват-Раме. Здесь каждый факультет имеет свое здание. Много и других, учебных и хозяйственных построек. У библиотеки самое большое здание. Кроме каталогов, много читальных залов. Там же размещаются различные библиотечные службы. Территория городка очень зеленая: аллеи, луговинки, клумбы с цветами. В библиотеке в русском отделе работали Ниночка и Бэла Деборина. В университете, в редакции какого-то журнала, стала работать и Тата Губерман. Когда я бывала в библиотеке, обычно с кем-нибудь из них встречалась, мы перекусывали в небольших буфетах прямо на лоне природы или прогуливались по аллейкам городка. Новый университет в Гиват-Раме построен в середине прошлого века, когда было создано Еврейское государство. Здесь сейчас размещаются факультеты точных наук. Факультеты гуманитарных наук находятся в другом месте. Еще в середине 20-х годов прошлого века на горе Скопус был открыт первый Еврейский университет. Здание причудливо изгибается в конструктивистском стиле [10]. Вокруг тоже аллеи, цветники и амфитеатр, где и теперь проводят всякие слушания и выступления. Скопус высоко поднимается над городом. В здании университета есть аудитория, где наружная стена сделана из стекла, и экскурсоводы специально водят туда своих подопечных, чтобы полюбоваться отсюда видом на долину Кедрона и стены Старого города. Вот на Скопусе и находятся факультеты гуманитарных наук. Первый раз я ездила туда со Светой и Полиной. Мы походили по зданиям, заглянули в стеклянную комнату, походили по окрестностям, посидели на амфитеатре, полюбовались с его ступеней на горные дали.

Внизу через Кедрон есть мост, по которому проходит дорога, связывающая Старый город с Масличной горой, где находится Гефсиманский сад. И вот как-то в субботу Вова с Женей Дебориным решили свозить меня на Масличную гору. Переехали этот мост и поднялись немного в гору. Поставив машину, пошли сначала к пещере, где находится Церковь гробницы Девы Марии. Потом поднялись в Гефсиманский сад.

В Гефсиманском саду за оградой стоит церковь Марии Магдалины, построенная царем Александром III. Слева — женский монастырь, справа -кладбище. Внутри церкви гробница с прахом Великой княгини — основательницы Марфо-Мариинской обители в нашем Замоскворечье. Она была убита большевиками со всей царской семьей, но прах ее тайно с большими сложностями удалось перевезти сюда.

На службе я здесь была один раз, несколько лет спустя. Кончалась страстная неделя и Вася Емельянов, который тогда уже постоянно жил в Израиле, предложил нам с Сашей с ним поехать к заутрене в церковь Марии Магдалины, и мы поехали. Были на службе и прошли с Крестным ходом вокруг церкви. Служат там и на церковно-славянском и на греческом. Пользуются только свечами и лампадами. Обслуживают монахини. Они и зажигают и гасят их. Подхватив на плечо сдвоенную лесенку, стоящую у стены или колонны, монахини ставят ее в нужном месте, быстро взбираются по ней и начинают гасить лампады специально приспособленной для этого лопаточкой с длинной ручкой.

У кого тогда разговлялись, и разговлялись ли — не помню.

А вспомнилось еще, что в 70-е годы рядом с церковью Марфо-Мари-инской обители, в которой тогда уже были реставрационные мастерские, Никита Толстой получил квартиру в новом доме, и я у них там не раз была в гостях. В те годы пересеклись пути-дороги и наших потомков -их Феклы и нашего Юры. Они учились в одной музыкальной школе на Балчуге.

Потом мы пошли к машине и поехали дальше вверх по Масличной горе к Вифании. Там тоже походили по некоторым местам, связанным с евангельской историей. Вернулись домой уже к вечеру.

Второй раз с Женей мы ездили в Вифлеем и тоже очень удачно и интересно. Несколько лет спустя я еще раз была там, уже с экскурсией. Конечно, интересно, но не так уютно, как тогда, когда ездишь со своими близкими.

В Израиле обрели покой и душа, и тело. У меня плохие вены, и была операция, и я всегда мучилась с обувью. А здесь Полина со Светой нашли мне такие ботинки, которые я с тех пор ношу, не снимая, буквально с утра до вечера и круглый год — и летом, и зимой, благословляя израильских сапожников.

* * *

В первый приезд я была не однажды в замечательном «Музее Израиля». Он расположен, как и все здесь, на одном из иерусалимских холмов. Это комплекс современных зданий. Главное, огромное — находится на вершине холма. К нему ведет широкая ступенчатая аллея. За ней стоит ряд двухэтажных домов. Экспозиция музея очень насыщена — от археологических находок и исторических древностей до произведений импрессионистов, конструктивистов и постмодернистов. В качестве выставочных площадок используются не только здания, но и территория, занимаемая музеем. По ней вдоль основного здания и вдоль аллеи расставлены крупные скульптурные работы конструктивистов. Валя Шорр как-то познакомил меня с одной из сотрудниц музея. Она не раз ходила с нами по музею, приглашала на устраиваемые музеем выставки. А один раз я смогла стать ей полезной. Как-то ее заинтересовала одна статья в болгарском журнале об археологических раскопках в Болгарии, и она попросила меня перевести ее на русский язык, что я и сделала.

* * *

Посетила я в первый раз и скорбное место в Иерусалиме — музей «Яд Вашем» («Память и имя»). Расположен он в горах недалеко от города, занимая большую территорию. Входишь через массивные ворота: направо здание архива и научного института, налево начинается памятная аллея, идущая вдоль всей территории.. От нее наверх стоят разные музейные строения. Мы были везде, но расскажу только об одном Детском павильоне, посвященном памяти полутора миллионам еврейских детей, погибших в нацистских лагерях. По еврейским поверьям, когда умирает ребенок, в небе загорается звездочка. Павильон этот глобусообразной формы. Входим по узенькой лесенке, поднимаемся ощупью на какую-то площадку, останавливаемся. Внизу тьма кромешная, над головой мелькают бесчисленные маленькие огоньки и слышен густой мужской голос, называющий одно за другим имя, возраст, страну. Это чтение списка погибших детей началось с первых дней создания музея. Как на выходе сказал экскурсовод, продолжается ежесуточно, но до конца списка еще далеко. Вышли мы оттуда с навернувшимися на глаза слезами, некоторые женщины просто плакали.

А мы что? Поставили Соловецкий камень на бывшей Дзержинке. Это, конечно, хорошо. Есть мемориал, тоже хорошо. Но хотелось бы окончательно распрощаться с советским прошлым и увековечить память погибших в ленинско-сталинских тюрьмах и лагерях в специально созданном музейном комплексе. А еще я бы советовала подумать о создании Музея гибели нашего крестьянства.

1↑ Дмитрий. (ВЛ)

2↑ Георгий. (ВЛ)

3↑ Несколько дополнений. Во-первых, ничего я не забыл и прекрасно понимал, куда мы суемся, что можно ожидать даже и худшего, чем то, что с нами произошло.

Я звонил в квартиру Станишевых по неправильному телефону, и это я выяснил, когда позвонил из автомата в Софийском аэропорту. Я попал в милицию, а не в КГБ, и они мне сообщили правильный номер. Однако очень быстро стало ясно, что за нами следят, и судя по провокации, которую нам закатили на прощанье, это не была обычная слежка, как за любым иностранцем в любой соцстране.

С Леной и Данчо и их дочкой Юлей мы и сами познакомились только в Софии. Ленина мама дружила с Ольгой Давыдовной Гениной — нашей и маминой знакомой, которая тогда еще жила в Москве.

Когда мы, попрощавшись с мамой, проходили паспортный контроль, нам заявили, что при въезде в Болгарию девочки с нами не было. Нас повели к майору — начальнику смены, как он себя представил. Он говорил свободно по-русски, а кем он был на самом деле, шут его знает, но вроде бы действительно всего лишь пограничник. Он несколько раз куда-то выходил, очевидно, для консультации с ГБ.

Нам объявили, что в моем паспорте, куда была вписана Маша, нет отметки о ее въезде, и началась пустопорожняя беседа. Майор требовал доказательств, что девочка — наша дочь и что она приехала с нами. Я пытался показывать фотографии, чего-то вякал, но мысли путались, и я больше был занят воспоминанием, какая же страна представляет интересы Израиля в Болгарии.

Кончилось это приключение так же внезапно, как и началось. Возвратившись с очередной консультации, майор объявил, что они-де нашли пограничника, который нас «впустил» в Болгарию, и он-де подтвердил, что с нами была девочка. Нам вернули паспорта с отмеченным выездом и провели прямо в зал посадки.

И последнее, в начале 1979 года были уволены двое сотрудников Института болгарского языка, которые отказывались считать македонский язык несуществующим. Дина подписала протестное письмо и через несколько месяцев была изгнана из института, но оставлена в университете (или переведена в университет). Изгнание происходило в марте 1979 года, за несколько месяцев до нашего визита. Митко Станишев оставался секретарем ЦК Болгарской компартии до распада соцлагеря, так что для него наш визит остался без последствий.

4↑ Самолет прилетел почти на час раньше, а единственный тогда источник информации о прилетах — автоматический телефонный ответчик — сообщал до нашего выезда из дома старое плановое время прилета. Вот мы все и опоздали. (ВЛ)

5↑ Официальное название — кратер «Рамон». (ВЛ)

6↑ Теперь уже не увидишь, из-за опасности похищений армия Израиля строжайше запрещает солдатам «голосовать». (ВЛ)

7↑ В основном этим заняты сотрудники охранных компаний, полиция привлекается только для охраны массовых мероприятий. (ВЛ)

8↑ Мама следует обычной туристической путанице. Здание с золотым куполом не мечеть, а, скажем, мавзолей над куском скалы Мория. Мечеть Омара расположена рядом с Храмом Гроба Господня. Главной мусульманской святыней на Храмовой горе является мечеть Аль-Акса, расположенная южнее Золотого Купола. (ВЛ)

9↑ Основатель Бахайской религии Баба похоронен в мавзолее на горе Кармель. (ВЛ)

10↑ Большая часть зданий кампуса на горе Скопус построена после 1967 г. и формальное открытие состоялось в 1981 г. (ВЛ)